Только одно стремление - дожить до. до чего?
У меня кружится голова, темнеет в глазах. Сегодня, выйдя из аудитории после лекции, я остановилась, потому что не было сил идти. Казалось, еще чуть-чуть - и упаду. И мысль: скорее бы уже, скорее. Скорее - упасть? Скорее - что?
Болит живот. Я так и не пошла в тот медицинский центр, куда меня в прошлый вторник отправила врач. Плакала, плакала, сжимая направление в кармане, и решила, что не пойду.  Боюсь. Соседки подумали, что я плачу из-за своих представлений о реальности, как сказал бы Монтень.
Мне ничто не приносит радости. Я не хочу ехать во Франкфурт. А все говорят: должна.
Как это представляет герой рассказа, который я перевожу, бытие распадается на отдельные части. И я в каждый момент бытия хотела бы быть лишь в одном месте - там, где находишься ты.
Не страстно хочу, как раньше. А тихо, робко, зная, что мы никогда больше не пересечемся в пространстве. Мы стали слишком далеки. Да и было ли когда-то что-то значимо общее?
Невозможно найти родственную душу. Невозможно, я утверждаю это. Самое безопасное для моей психики - остаться наедине со своими болями, болезнями, лежать на постельном белье, которое я с какого-то момента перестала менять.
Я часто еду по какой-то незнакомой ветке,  и кажется, что я вот-вот потеряю сознание. темнеет. И выхожу  в каком-нибудь Реутове. Или Граде Московском. И так страшно. Я недавно переходила ужасное шоссе, где с горы неслись машины, а водители совсем не замечали перехода. И я, вынужденная остановиться посередине дороги, смотрела в лобовые стекла стремительно надвигающихся машин. Может, его занесет, и он собьет меня в этой шумной темноте?

сонва

Я удивлена:  этой ночью ты приснилась мне. Не успела я почувствовать, что уже достаточно отдалилась от тебя и охладела.
По-моему, я жаловалась, как я скучаю по тебе. Ты что-то говорила в ответ, спокойно и мягко, как всегда. А я все плакала и плакала. И вдруг я как-то неестественно серьезно, без слез в голосе, говорю: если ты не вернешься ко мне, я выброшусь из окна.
 И - боюсь. Почти год назад я начала бояться тебя, твоих насмешливых ответов, непривычного равнодушия.
 И я бы никогда не отважилась сказать тебе что-то подобное. Не смогла бы. А сон на то и сон.
Ты рассмеялась и ответила что-то едкое, что я, уже по сложившейся у меня привычке, одобрила как нечто остроумное (то ли оттого, что  никак не привыкну, что ты способна говорить что-то едкое и злое в мой адрес, то ли оттого, что не могу тихо не восхищаться твоей едкостью). Мне было ужасно больно. Я молчала. И эта ужасная ситуация с отсутствием выбора: раз сказала - надо сделать. Потому что я чувствую себя  презираемой за то, что все еще люблю воспоминание о тебе. Я знаю, ты бы возразила, но это именно так. Ты стала относиться ко мне даже хуже, чем к нему. А я-то поражалась, как он это выносит.
 И я не хочу, чтобы поводом к презрению служило вдобавок и мое неумение держать слово.
И я медленно поднималась по ступенькам общежития (24-то этажа), когда проснулась.
Вика сказала на физре, что во сне я снова вскакивала с постели и что-то говорила. Мне всегда неловко за это перед ней.